Гена Фефелов, Київ

1 день. Утро.

Мы легли около 3 ночи, так что, звонок на мой телефон в 6 утра вызывает сильное раздражение и злобу. «Блять, кому это надо сейчас звонить мне?»  — думаю я. Я не беру трубку и убираю телефон под матрас. Через пять минут звонок на Машин телефон.

— Маша, война началась! — чуть ли не кричит её мама в трубку.

— Что? Что ты говоришь?

— Путин! Он объявил нам войну!

— Хорошо, мам, только дай поспать.

— Давай просыпайся и выходи на связь!

Маша прощается с мамой и обратно ложится спать, точнее пытаться спать. Маша понимала, что я хорошо слышал разговор, так что она только посмотрела на меня и больше ничего не сказала. Теперь ясно зачем звонили мне. Она укрылась одеялом и повернулась спиной ко мне. Холод и покалывания по телу не давали мне нормально шевелиться, но я все равно обнял ее. Мой котик подвинулась ко мне ближе. Мои руки начали неметь, давление поднялось как будто я скурил целую сигарету в одну затяжку. Что это значит «война»? А что наши делают? И что теперь? Я не могу сомкнуть глаз. Из окна еле пробивается серый свет, в ноги холодно и я смотрю на затылок моей девушки. Нам нужно бежать? Так, хорошо, у меня полный бак. Но сейчас в таком состоянии это точно не вариант. Нужно выспаться, да нужно выспаться и там уже посмотрим. Посмотрим, что новости говорят и там поймем, что делать. Мы обнимаемся, но в наших объятиях нет нежности, есть только сигнал «я тут, я рядом, я с тобой». Я не могу уснуть, Маша тоже. Я отворачиваюсь от Маши и беру телефон из-под матраса. Первое, что я вижу речь путина об объявлении этой «спецоперации». Это ничтожество не может поднять руки со стола, пытается делать вид как будто у него не сжимаются яйца такое объявлять нам. Урод. На фоне его речи в видео слышно какой-то странный шум на каких-то минорных частотах, как гул от камеры или от генератора. Этот шум вызывает тревогу у меня. Значит вот так это происходит. Вот так люди узнают, что их стране объявлена война. И что теперь нам всем делать? Блять, какой сука он долбоеб. Какого хуя ему надо, уроду конченному. Сукаа, блять. Я ебу. Ну все, это теперь все, приехали.

Дальше я вижу новости чтобы были нанесены ракетные удары. Мои ступни покрываются потом и от этого еще сильнее замерзают. Я вдыхаю и выдыхаю через нос. Нужно убрать телефон. Нужно поспать, чтобы быть в состоянии это все решить. Я убираю телефон обратно, укутываю ноги в одеяло и обнимаю Машу.

1 день. После полудня

[…]

Звонили Илье — он тоже у себя, говорит, что ходил смотреть ближайшее укрытие.

Русня захватила ЧАЭС, Великобритания запрещает летать над своей территорией русским самолетом. Женя пишет в чате, что они уже на полпути на запад, пишет что есть пробки. Патош с папой выехали в Гостомель.

Женя, еще два дня назад говорил, что через пару дней начнется. Говорил, что есть такая информация от родственника из СБУ. Но, блять, он написал об этом одной строкой. Конечно, я не воспринял это всерьез. США уже три месяца об этом говорили и их почти никто не воспринимал всерьез, что уже говорить об одной строчке кого-то там откуда-то там.

[…]

Блять, ну какой пиздец. Пока мы кушаем, я убираю телефон из рук, чтобы хоть немного мозг успокоился.

— Что будем делать?

— А ты вещи собрала?

— Да.

— Я думаю может попробуем выехать на запад, а там будет видно. Единственное, что сейчас пробки ахуевшие.

Патош пишет в чат, что видит каких-то военных из окна и что они не похожи на наших. А до этого он присылал видео с русскими вертушками. Ему все советуют не рыпаться. Просто пиздец. Ебаные твари вторглись в наши мирное пространство. Я пытаюсь собраться мыслями, но ничего не получается. Патош пишет что это точно не наши, они стреляют в воздух. «Будь осторожен, иди в подвал». Проходит полчаса. Он говорит, что они съебали в окно и уехали. Пишет, что поедут в Ивано-Франковскую область к родственникам.

Я включаю телевизор. Все каналы объединились и делают единое вещание. Все выглядит стремно, но наши, вроде, пока отбиваются. Впервые натыкаюсь на новость об мобилизации. Все, я так понимаю, что теперь мужчины невыездные. Весь вечер мы смотрим и читаем новости. Я говорю Маше, что пора лечь спать и с утра подумать — будем мы уезжать или нет.

[…]

20 день

Я втягиваю дым электронной сигареты, на телефоне на скорости х2 говорит президент, нету времени слушать, смотреть и читать все новости. Я и Маша, мы сидим дома и не выходим. Идет 26-ой комендантский час. Мы стали чаще ругаться. Нервы напряжены. Мы пытаемся не падать духом, но это сложно. Мы не наблюдали вживую ужасы войны так, как это делали другие. Нам повезло. Мы никого не потеряли. Мы выжидаем. Мы надеемся и ждем. Я надеюсь и жду.

Я иду на кухню и пью пепси. У нее вкус запада.

[…]

В квартире тишина и слышно работу всей электроники: кулеры пк, холодильник, кондиционер. Я слышу как Маша печатает. Где-то в 30 км от нас прямо сейчас умирают люди. Вообще нам бы в укрытие сейчас пойти, была недавна воздушная тривога. Но рядом с нами не слышно взрывов, так что мы сидим дома. Последнюю неделю мы почти перестали обращать внимание на сирену, потому что особо ни взрывов рядом с нами, ни новостей что что-то прилетело в наш район. Меня пугает то, что я постоянно прислушиваюсь. Сирена у нас слышно не очень громко. Телефоны на беззвучном. Из-за этого в шуме труб или гуле электроники я постоянно слышу фантомные звуки сирены.

Неделю назад был взрыв в паре километров от нас. Маше повезло что она не слышала его. Но я не только слышал — я видел. В один момент окно засветилось. Как будто или резко солнце зашло или кто-то мощным прожектором начал светить в сторону дома. Потом свет начал гаснуть и пришла волна. Дом затрусился с грохотом. На улице у машины включилась сигналка. В соседнем доме выбило окна. Мне стало страшно. Я пытался не подавать виду, но было очень страшно. Потом очень быстро произошло еще два взрыва почти такой же мощности. Я разбудил Машу, мы побежали в укрытие. Меня всего подтрушивало, но я пытался не подавать виду. Не хотел чтобы она беспокоилась. Не хотел впадать в панику. Уже неделю такого не было.

Уведомление. Киев цифровый пишет об отмене воздушной тревоги. Я каждый раз жду эти уведомления, каждый раз выдыхаю с облегчением. И так надеюсь что это в последний раз.

[…]

— Я все таки решил посмотреть этот фильм

— Я поняла

Я возвращаюсь на диван.

Глаза старика на кладбище превращаются в глаза молодого тома хенкса, который вот вот высадиться на берег нормандии. Морской десант они так быстро умирают. И где-то в 30 км от нас сейчас также умирают солдаты Украины, защищая нас от руских свинособак.

Смотреть на высадку этих солдат невозможно без слез. Когда во второй сцене становится известно, что трое братьев из четверых умерли - мои слезы идут ручьем.

33 день

Я сижу на ступеньке перед гуманитарным штабом […]. Греет солнце. Я сегодня первый раз не надел куртку, хотя в целом на улице все еще прохладно. Со вчерашнего вечера постоянно слышен гром артиллерии, а вот грозы все нет. Это уже не одиночные взрывы. Это непрекращающийся глухой, громкий звук барабанов богов войны и каждый раз он где-то на минуту или две. Я жду Лешу.

[…]

Мы заходим в штаб. […] Битая плитка на стенах снаружи и битая плитка на полу внутри. В этом штабе-складе много комнат и все они связаны между собой двумя коридорами. У каждой комнаты свое назначение: в одной хранится военная спецодежда, в другой — лекарства, в третьей — продукты, в других  — гигиенические товары, рации, бронежилеты, походное снаряжения и так далее.

Пьем кофе, обмениваемся опытом — Леша тоже активный волонтер. Сейчас все помогают, кто как может. Я даю Ане контакт моего друга из Черновцов, он может помогать с доставкой гуманитарки.

В штабе в основном все девчонки. Исключение — нескольких мужчин в военной форме, с синими ленточками на рукавах и АК-47 в руках. Они тихо сидят в отдельной комнате с открытыми дверями и поглядывают то на нас, то в телефоны.

[…]

Включается камера. Леша просит Ярославу представится и сказать чем она занимается. Я стою справа и снимаю Ярославу второй камерой с другого ракурса. Леша расспрашивает почему она осталась и не уехала, что ее привело к волонтерству, как она пережила 24 февраля и как изменилось ее отношение  к России и россиянам. После нее, мы записываем другую девушку, а потом еще и Аню. Затем мы снимаем перебивки, детали, снимаем как сортируют лекарства, носят ящики с продуктами.

После съёмки мы все вместе фотографируемся и пока курим обсуждаем историю Украины.

Леша еще с утра просил меня, чтобы потом после съёмки я помог ему закупить и отвезти энергетики с сигаретами на пост тероборны.  Я спрашиваю у Ани не будет ли у них и того, и другого. Они дают нам один ящик редбула и три блока сигарет филипп морис.

— Я правда была рада тебя видеть.

— Я тоже. Надеюсь до скорой встречи.

Мы обнимаемся на прощание и уезжаем. Я на машине, а Леша за мной на мопеде.

На заправке Леша купил еще сигарет и еще шесть ящиков нон-стопа, просит меня завести все самому. Я соглашаюсь.

— Спасибо тебе, — говорит мне мужчина в военной форме, когда принимал у меня эти ящики.

— Это вам спасибо, — говорю я ему и иду к машине с чувством стыда из-за того я еду домой.